 Алтай литературный
 Этим летом во время детской экспедиции «Начни с дома своего» мы побывали в Кулунде. И нам устроили встречу с местными поэтами.
Мне это было интересно, а думал я об одном: будут ли мои ребята зевать во время чтения стихов? Я же тоже человек, тоже слышу, что поэзия в наш век не нужна (а когда так не говорили?), что нынешнему поколению она совершенно неинтересна, ну и прочее расхожее.
Детям было интересно. А потом я их поспрашивал, и они мне рассказали, что им понравилось. Им понравились (каждому – своё) стихи всех поэтов Кулунды!
А на меня неотразимое впечатление произвела поэзия Владимира Осадчего. Она внешне о том, что нас окружает и что он видит. Но это только внешне. На самом деле, понял я, это рифмованная жизнь души Владимира. А душа безбрежна. Я позавидовал землякам-кулундинцам: с ними рядом, в их времени живёт Поэт. Впрочем, читайте.
«Отпусти меня, вода, ведь ещё не сроки»
Чёркаю
Не рисую... бумагу чёркаю,
Степь в обычный формат не вместится,
Вот уже побежали чёртики,
Вот ко мне подставляют лестницу.
Бесам в кайф с колокольни гения
Мерить мир под собой аршинами
И с балдами иметь имение,
И плодить суету блошиную.
Я не гений, и мне неведомы
Говор ветра, воды наречие,
Но я слышу асфальт под кедами,
Он скрывает от тлена вечное.
Потому не возню блошиную,
Жалких тварей творю, а чёркаю -
Степь в зелёных шелках прошитую
Бездорожьем, как ниткой чёрною.
Кулунда
Кремовая пыль – пудрой на щеках,
Рыжий глинозём на губах – помадой,
Матовый ковыль – пеплом на висках,
Голубень глазниц с горькою усладой.
Упоённый солнцем лепесток России,
Сонные домишки на семи ветрах,
Тополя да клёны под небесной синью,
Ссадины и шишки на сухих руках.
Лебеда сухая – стоптанные туфли,
Почерневший спорыш – мятые чулки,
Слобода глухая, сломанные гусли,
На цепи заморыш воет от тоски.
Увядает поле, выцвела рубаха,
Обещался дождик... да заврался плут,
Обожгла до боли красная папаха,
Посулила пряник, а послала кнут.
Надоел незваный гость из Каракумы,
Достают пираньи (стаи комаров),
Крутится степное колесо фортуны
По чужим законам неземных миров.
Доминошник дятел забивает «рыбу»,
А лягушка грезит прыгнуть в облака,
Трудоголик тащит в муравейник глыбу,
Сирота кукушка меряет срока.
Ангел мой, Святитель, отведи от тризны!
Я прошу у неба, преклоняясь ниц:
«Пусть цветёт под солнцем лепесток отчизны,
Пусть сияет вечно голубень глазниц!».
Волокита
Портниха осень втайне, второпях,
Строчит полям унылые одежды.
От лысых шин пылит заросший шлях,
В бегущих нас, с усердием невежды.
Озёрный ветер мусорщик – изгой
Скребёт метлой остывшие спирали,
Как будто в академии морской
Он постигал науку генералить.
Последний луч и спутница огня
Облизывает плёсы побережья,
И жёлтый странник, сгорбленный бедняк
спешит испить земного безмятежья.
Прощальный штрих - и в вечность улизнёт
Ещё одна дневная волокита,
И ночь придёт с мышиною вознёй,
С пороками, с любовью и молитвой.
Ломоть от каравая
Здесь горных небоскрёбов этажи
Теряют счёт в чащобе непролазной,
Здесь на лице алтайской госпожи -
Катуни говорливо-громогласной -
Я видел гнев Шавлинских ледников
И Рассыпного вспененные брызги,
Кручину безымянных облаков -
Большой воде сородичей неблизких.
Но кто я здесь?
– Как будто не чужак...
А приглядись – ломоть от каравая,
И снова мысли с рифмой на ножах
Летят, в кипучих водах застревая.
До одури влюблённый в госпожу,
Свалившись в сон
Гулякой виноватым,
Я ангелов небесных попрошу
Слетать на час в родимые пенаты,
Увидеть степь, прожжённую насквозь,
Печаль в глазах домов одноэтажных,
Озёр солёных высохшую злость,
Где ветру рад
Лишь глупый змей бумажный.
Но кто я там?
– Чужак на ПМЖ,
С самих низов мечтающий о выси...
Несите, ангелы, обратно к госпоже,
Собрать в воде рассыпанные мысли.
Колыванские камни
Во всё горло ль кричи,
Во всю глотку ль горлань,
Громче скажет безропотный камень.
Так сумела сказать на весь мир Колывань,
Лёд камней превратившая в пламень!
Здесь смолкает задира, а скептик-сатир
Трёт макушку (на месте ли башня?),
И я слышу, как дышит коргонский порфир
И зелёно-волнистая яшма.
В том дыхании тысячи выжатых сил -
Бедных душ дорогая пропажа,
И ворчанье воды, и жужжание пил,
И восторги зевак «Эрмитажа»,
И великая скорбь за истлевших в гробах,
И презрение к ныне живущим,
Распыляющим время на рыжих зубах,
Ради злата друг-друга жующих.
Я бы крикнуть хотел... нет,
И ты не горлань,
О молчание сердце порезав,
В эти камни вложила свой дух Колывань,
В них сокровища душ камнерезов.
Привет, красивая коряга!
Привет, красивая коряга!
Жива страдалица, жива!
Как хорошо, что век наш скряга
Тебя на завтрак не сжевал!
Ужель побрезговал костистой,
А может, бедствия верша,
Узрел, что в плоти неказистой
Плакучей ивушки душа.
Жара в степи страшнее ада,
Асфальт и липок, и горюч.
И мне нужна реки прохлада,
Как спящим почкам тёплый луч.
Да ты не ахай, не завидуй,
Моя свобода – пыль степей,
Живу полётом без обиды,
Хоть на ногах по сто цепей.
А у тебя все рыбы слуги!
Вода не может надоесть.
Я слышу волн обские фуги
Под рыбий жаберный оркестр:
«Чем топором лежать на днище,
Чем к живодёру под топор,
Уж лучше быть святой и нищей
Всему цветущему в укор!».
Прощай, любимая коряга,
Молись на дальние кресты,
А вдруг наш век - безбожный скряга -
Позволит почкам прорасти.
Берёзовая кровь
Необъятен ситцевый размах,
От берёз светло на небосводе,
А на белых лицах – чёрный страх,
То в зелёнке жгучей, то в йоде,
И на каждой грязные бинты,
Их бинтует мстительное солнце,
И от этой страшной красоты
Грешный мир, похоже, не спасётся.
Сколько их, раздетых на ветру,
Ради нас поют свои молитвы,
Ради нас от нас же и умрут
Под ветров обиженные всхлипы?
Нам на всех не хватит докторов,
Если из надрезанных артерий
Утечёт берёзовая кровь -
Символ расточительных империй.
***
И вновь снимает осень день деньской
С берёз монетки в чёрную заначку,
На откуп вьюге – стерве заводной,
А вдруг отсрочит белую горячку.
Окрест степи слоняется хандра,
С дождём и снегом липнет приживалкой,
Озябла степь в объятьях октября
И никому страдалицу не жалко.
Уходит день, как самый скучный гость,
Без жарких поцелуев напоследок,
Швырнув дела змее под длинный хвост,
До новых дел, до будущего лета.
И гостья ночь уж катит чёрный ком,
Сминая свет до серости землистой,
Облизывая чёрным языком
Вчерашний снег уже на мёртвых листьях.
Розовый мой берег
Сергею Ивановичу Малыхину
Жизнь торопится, бежит к невесёлым срокам,
Привела меня тоска к розовым истокам,
Повиниться пред водой и поклон отвесить,
Да услышать от ветров прожитые вести.
Грозовые облака маются «в дразнилку»,
Прикрывая от воды млечную курилку,
Ветер с брошенным костром курит за компашку,
А у солнца табака на одну затяжку.
Всё слышнее всхлипы волн... или слёз им мало?
Им по капельке удач часто не хватало.
Отпусти ты их, Господь, облизать свободу!
Хоть бы ветер пожалел плачущую воду.
Отпусти меня, вода, ведь ещё не сроки,
Жизнь бежала, да не вся поместилась в строки.
Я расплакаться бы смог, но слезам не верит
Мой заброшенный исток, розовый мой берег.
Не присел, не покурил с вечностью на пару,
Вот и солнце загасило красную сигару...
И луна жалеючи... по озёрной глади
Будто кошка рыжая лапой воды гладит.
Пока живой
Кому понравится лежачая житуха,
Когда о рёбра вытирают каблуки,
Когда по пояс деревянная межпуха,
Стучит по темечку от сглаза и тоски?
Деревьям хочется нас радовать живыми,
А их кромсают и разносят по частям,
В моей берлоге: у метлы – от ели выя
И голова ольхи приклеена к часам,
Волосья ивы свились в скит для канарейки,
Трёх сосен спины распластались на полу,
Скелет берёзы в двух расхлябанных скамейках,
А локти вязов... превращаются в золу.
Нас время режет независимо от блата,
До деревянной нескладушки гробовой,
Я ставлю время на «ЗЕРО» на циферблате
И обнимаю дерева, пока живой.
Заринск
 Жить - не поле перейти -
Долгая дорога...
Главное - в себе найти,
Что дано от Бога!
Александр Дьячков
Мороз
Похудел календарь на стене...
Дней стремительный вечный бег.
В ослепительной белизне
Снег ложился, ложился на снег.
Ночи холодом дышат во сне.
Нарисует узоры мороз.
В затаённости и тишине,
В полнолунии тени берёз.
Ощущаешь зимой глубоко
Скудность солнца в холодных лучах.
Новый год уж недалеко...
Ещё год на твоих плечах.
Встретим весело Новый год,
«Конец света» переживём.
Сколько было добра и невзгод?
Всё прикроется чистым листом.
Морозяка такой за окном!
Опустилась за 30 ртуть.
Обжигает мороз, как огнём.
Пусть кусает, позлится пусть.
Мы к морозам привычны весьма.
Ночь холодная звёзд полна.
Над Сибирью лютует зима,
Захватила всю власть она.
Новый вешаем календарь...
Отрывается первый лист.
Открывает нам день январь
От мороза седой и мглист.
2012 год
Вдохновение
Тогда приходит вдохновенье
И рифма ладится легко,
Когда, бывает, в воскресенье
Нырнёшь и природу глубоко.
Встречают в инее берёзы.
У белоствольных постоишь.
Забудешь будние курьёзы,
Послушаешь лесную тишь.
На синеватом фоне неба
Застыли ветви в кружевах,
Таких воздушных; чистых, нежных...
Здесь сказка зимняя жива.
От хвойников зелёных, свежих
Смолистый тянет холодок.
И видно, между шапок снежных
Блестит в стволах смолы ледок.
Морозно-ясный день искрится.
Здесь полной грудью воздух пьёшь.
Как хочется здесь заблудиться,
Как многое здесь познаёшь!
Пронизан сказкой лес нарядный,
Пронизан сказкой весь простор.
Такое ты забудешь вряд ли.
Здесь и здоровье, и задор!
Здесь отдохнёшь от жизни ритма.
Здесь зимний лес и свеж, и тих,
Здесь вдохновение и рифма,
Здесь появился новый стих.
Когда встречаешь солнце
Чуть-чуть с востока полоса
Зарделась кромочкою света -
Я слышу птичьи голоса.
Я слышу птиц, я слышу лето!
Июньским утром не до сна.
Проспать зарю, рассвета краски.
Когда пьянеешь без вина
От чистоты прохладной ласки.
Зари зажглися рукава,
И меж деревьев, как в оконца,
Лучами первыми едва
В ограду заглянуло солнце.
Ужом сползает по спине
Озноб от утренней прохлады,
Согреет солнце в новом дне.
Согреет солнце жизни ради! |
