820 Мальвина Яковлевна Лебедева (Радошовецкая) на войне была санинструктором стрелковой роты, комсоргом батальона, а затем и 592 стрелкового полка 203 Запорожско-Хинганской стрелковой дивизии. «Работала, - так сама говорит, за двоих». С санитарной сумкой прошла от Ржева, Ростова-на-Дону до Чехословакии. А после разгрома Германии, еще дальше рванула – в Маньчжурию, громить японских милитаристов. Она и сегодня в строю. Активно участвует в Детском движении Москвы – встречается с ребятами, проводит с ними уроки мужества, призывает ценить и помнить подвиг героев Великой Отечественной войны, защитивших Родину и будущее страны от гитлеровского фашизма.
К этому материалу Виктории и Михаила необходимо сказать несколько слов. Казалось бы, что далека тема войны от тематики нашей газеты. Да, далека. На первый взгляд. А на самом деле – внутренне близка. Потому что речь идет об истории страны, ее духовном наследии. Что есть одно из главных направлений нашего проекта. Это тоже – экология души… Без истории нет настоящего. Знание – всегда сила. И дети должны знать историю своей Родины. От этого они только чище станут. И еще. Материал Сердюковых большой, мы его на нашем сайте prirodasibiri.ru полностью разместим, а сегодня даем в сокращенном варианте. Но надо сказать, что у их материалов есть удивительное свойство: даже кусочек текста передает аромат времени, передает казалось бы непередаваемое. Прочтите и убедитесь сами. Это, кстати, на мой взгляд, признак мастерства. Пользуясь случаем, я благодарю Викторию и Михаила за хороший материал.
Такая страшная работа – война
«Я только раз видала рукопашный, Раз наяву. И тысячу - во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне». Юлия Друнина, поэтесса, ветеран Великой Отечественной войны.
Стопудовые сапоги - Мальвина Яковлевна, как могла миниатюрная, хрупкая девушка ростом чуть более полутора метров отправиться на войну, да еще санитаркой?!.. У вас же руки детские до сих пор... Как вы раненых выносили из боя? - На шинели... на плащ-палатке. Хваталась за край и тащила. Понимаю, вам трудно в это поверить. Мне и самой – иногда... Но так было! Работала изо всех сил. - Воевали! - Да нет, это наши бойцы воевали. А я работала. Сначала санинструктором, а потом еще и комсоргом батальона, полка... - Окопы, промозглая сырость, убийственный холод – сплошные мучения... И так изо дня в день – годами... Как выдерживали все это такие хрупкие девочки, откуда черпали силы? - Знаете, на войне тяжело всем. Это нечеловеческие условия. Но именно они способны встряхнуть людей, да так, что тут же выявляются какие-то потайные резервы организма и духа. Это и помогает выживать на войне. - Мальвина Яковлевна, у Юлии Друниной, которая, кстати, как и вы, попала на фронт в 41- м году и «работала» там санинструктором, есть прекрасное стихотворение, «Запас прочности» называется. Будто бы о вас написано: До сих пор не совсем понимаю, Как же я, и худа, и мала, Сквозь пожары к победному Маю В кирзачах стопудовых дошла. И откуда взялось столько силы Даже в самых слабейших из нас?.. Что гадать! - Был и есть у России Вечной прочности вечный запас. - Да таких девчонок, как я, знаете, сколько на войне перебывало!.. Известно, что их было не меньше миллиона. Большинство ведь не вернулись домой. - Вам повезло? - Сказочно. Помню: и мне сапоги не могли подобрать очень долго. Тридцать четвертый размер ноги – не делали тогда такой обуви для солдат. Пришлось ходить в «сорок первом» - самое маленькое, что нашлось у старшины. Намотала портянок... Меня так и прозвали: «маленькая женщина в больших сапогах». Действительно, мне казалось, что они стопудовые! И белье я носила мужское – ведь на женщин война не рассчитана... Как-то привыкла. Война, действительно, заставляет человека перерождаться. Сильные чувства концентрируются, слабости отбрасываются. Умирать никому не хочется – проверенный факт. На этот счет мысль простая пульсирует: какие бы ужасы ни творились вокруг, надо как-то выживать... - Чтобы победить, разумеется? - Можно и так сказать... - У мертвых на войне своя победа? - Ох, я видела столько погибших... Однажды к нам прибыло пополнение – едва ли не в полном сборе класс вчерашних школьников после выпускного бала. Начался бой, и через четверть часа ни один из них уже не был живым. Ребята плохо были обучены военному делу – не успели их подготовить, как надо. За что эти юнцы приняли смерть? За нашу победу... Так что победа и у погибших, и у тех, кому повезло больше, одна на всех... - «Одна на всех – мы за ценой не постоим» - так еще в песне поется... - Цену нашей Победы я определить не берусь – настолько она велика. Вспоминать не хочется, как мне было страшно... - Что самое страшное на войне? - Все страшно. Буквально всё! Стреляют - страшно. В плен попасть - это ужас какой-то... Страшно даже когда тихо: не знаешь, что в следующую секунду может с тобой случиться... Я уже не говорю про условия: они чаще всего были запредельными. Поэтому мне было страшно все четыре года. С сентября 41 до сентября 45-го, ведь я еще Маньчжурию захватила – воевала с японцами... - Досталось же вам! Но если можно, расскажите, как вы воевали. Или вашим языком говоря – «работали на войне». Ведь не секрет, что некоторые сегодня почему-то считают, что знать, а тем более помнить об ужасах второй мировой вовсе необязательно... - Почему забывают как раз понятно: уж сколько поколений сменилось. У людей давно уже мирная в целом жизнь. Правда, кто-то за эти годы успел повоевать и в Афганистане, кто-то вернулся калекой, а многие и вовсе погибли в той же Чечне... Есть такие ребята, о них разговор особый. Но ведь в целом страна, хоть и сделала крутой разворот, живет и дышит. Никто не бомбит города, не сжигает села, не угоняет в рабство людей... Зачем же нынешним молодым обременять себя какими-то неприятными впечатлениями от тягот Великой Отечественной? Все это дела давно минувших не дней и не лет уже даже, а десятилетий. В прошлом веке была моя война – подумать только!..
Могу пригодиться - Сколько вам было лет, когда вы попали на фронт? - Восемнадцать. – Вы откуда родом? - Из Молдавии. Есть там небольшой уютный городок – Бендеры. В нашей семье Радошовецких было шестеро детей, я младшая. Все плакали, когда я родилась, потому что и без меня еды не хватало, а тут еще один рот... - Радошовецкие – фамилия польская? - От «радо святцы» - что-то церковное... Когда я жила в общежитии, там были иностранцы, наш телефон висел в коридоре, и если меня звали к нему, кричали: «Радио-советская!» Это все отец – Яков Абрамович... Всю жизнь работал переплетчиком. Поэтому в доме всегда были книги. Мы, дети, с малых лет знали грамоту, имели возможность читать. Маму мою звали Фейга Львовна... Она стирала белье в огромном корыте, а когда уставала, садилась на табуретку и бралась за книгу... - Теперь понятно, почему вас назвали Мальвиной... - Так мой брат захотел. В нашей семье любили сказки. Наверное, еще и потому, что жили бедно. Например, старший брат спал на столе, младший - под столом, а мы, четыре сестры, непонятно как размещались на одной кровати. Несмотря на все трудности, папа любил пошутить. Как-то, целуя на ночь дочерей, сказал: «Смотрите, утром ноги не перепутайте...» Мне уже было лет пять. Я как представила себе ужасную картину - проснусь, а у меня ноги другие – разревелась, да так, что сестры полночи не могли успокоить. Я никогда не знала ни бабушек, ни дедушек. Не все мои родные пережили кишиневскую черносотенную резню в апреле 1903 года... Отца не стало, когда мне было девять лет. Растить нас, детей, помог маме старший брат Юлий. Ему и двадцати не было, когда он взял на себя заботу о нашей семье, став, по сути, ее главой. Погиб во время войны в Крыму... - А как вы попали на фронт? - После школы горком комсомола направил меня в небольшой городок Сороки - там был политпросветтехникум. Так называлось учебное заведение, где готовили работников для народных домов, изб-читален, сельских и заводских библиотек. Там меня и застала война, я только первый курс окончила... Говорили, что эта неприятность всего на неделю. - Вы поверили? - Тогда всему верили. Но район приграничный, гражданское население стали эвакуировать. Учащимся тоже велели собираться. А что брать с собой? Главным моим богатством были туфли. Я решила их не таскать понапрасну и спрятала в общежитии. Все равно же скоро вернемся... - Те туфли вы больше не видели? - Нет, конечно. Привезли нас на Ставрополье, распределили по районам. Я попала в колхоз «Имени второй пятилетки» Сидоро-Кадамскогорайона. Там все работали и нам велели. Меня определили на птицеферму, поручили считать петушков. Казалось бы, ничего сложного. Но как можно пересчитывать то, что все время разбегается - цирк! Через пару дней всем стало ясно, что счетовод из меня никудышный. Тогда меня отправили в город Шахты продавать огурцы. Если я кого обманула, пусть простят – весы на той распродаже я впервые увидела... Почему-то в город меня послали одну. Запрягли телегу волами, насыпали гору огурцов и давай, говорят, трогай. Про огурцы я еще что-то знала, а вот про волов... Всю жизнь провела я в маленьком, но все-таки городе, волы по нашим улицам не ходили точно. Понятно, что управляться с этой скотиной я не умела. Поэтому, едва мы отъехали, начались приключения. Нам с волами нужно было миновать кукурузное поле. Не тут-то было! Учуяв аппетитные початки, животные уверенно свернули с дороги и приступали к трапезе. А в полях ни души, помочь повернуть тучных чревоугодников на путь, ведущий к базару, было некому. Сначала я их уговаривала, но слова мои, самые разные, действия не возымели. Тогда я взялась за палку... Кое-как вытащила волов с кукурузного поля, и мы направились дальше. Наконец, добрались до города Шахты. И надо ж такому случиться, что именно там я встретила знакомых из родных Бендер. Первым делом, стала спрашивать о своей семье – ведь ничего о ней с начала войны я не знала. Мне сказали, что часть наших отправили в Георгиевск... Я продала огурцы, вернулась в колхоз и сразу к председателю: так, мол, и так, родные нашлись. Хочу к маме! А мне говорят: нет, мы не можем вас отпустить – позарез нужны рабочие руки. - Ничего себе – милосердие по отношению к беженцам! - Все очень строго было. Война явно затягивалась. Немец прёт, как заведенный. У всех предчувствия нехорошие, а тут еще я – с мамой... Председатель все-таки сжалился и сказал: нужно пойти в райисполком, взять разрешение и только после этого можно будет ехать в Георгиевск. Со мной была сокурсница, тоже родню искала. Пошли вместе. С тех пор я знаю: чтобы дождаться начальника, нужно сесть на порог его кабинета и упрямо ждать, сколько бы ни потребовалось. Мы целый день ждали. Наконец, появился председатель исполкома, выслушал нас на ходу и сказал: «В колхозах страда, отпустить не можем». Вот, какими мы вдруг стали незаменимыми! А нам нужна-то была бумажка... Добрые люди нашлись, посоветовали обратиться в шахтинскийгоротдел милиции. Пришли в Шахты, нашли милицию, а там народу - тьма-тьмущая... Ну, хоть плачь! Подошли к милиционеру - в белой гимнастерке, погоны малиновые, не знаем, кто такой. Девочки, спрашивает, вы кого-то потеряли? Мы маму ищем, она где-то в Георгиевске... Хорошо, сказал он и спокойно выдал нам необходимый документ бумажку – пропуск в Георгиевск... Заполучив желанное, мы вдруг почувствовали, что сильно оголодали. Пошли на хлебозавод. Нужны люди? Нужны. Несколько дней поработали, но какого ж при этом вкусного хлеба поели! Никогда такого больше не видела – настолько пышен и ароматен кубанский каравай, а сам мякиш, как пух и белее снега... Потом я приехала на поезде в Гергиевск. Иду к центру города – пустыня! На улице ни души. Наконец, встретили кого-то: «Где у вас тут эвакуированные?» А местные называли таких, как мы, «выковырованные» и, в общем, не больно-то были нам рады. Мне сказали, что сначала их разместили в ДК строителей, а потом распределили по домам. «Из Бендер никого среди нет?» - спросила я. «Знаете, - говорят, - на вокзале в билетной кассе ДК лежит больная женщина, кажется из Бердер. Расспросите, может, что-то знает о вашей семье». Прибегаю в ДК: смотрю, а там моя мама в жару лежит - прямо на полу в какой-то каморке... - Невероятная встреча! - Жизнь такие сценарии пишет... Мама умирала. И не только от болезни – еще и от голода. Тут, конечно, нам повезло. Дело в том, что в школе я занималась в очень толковом кружке Красного Креста. Был молодой врач - учил не для галочки, по-настоящему. Поскольку я, благодаря этой подготовке считала себя почти специалистом в области медицины, то сразу же бросилась искать больницу. Нашла главврача, попросила таблетку хоть какую-нибудь и еды... Рассказала, что многое делать умею, согласна на любую работу, лишь бы маме немедленно отнести лекарства, еду и самой бы немного поесть... Маму спасли. А я не гнушалась никакой работы: убирала в палатах, мыла полы, ухаживала за больными. Когда мама поправилась, пошла в военкомат: умею то-то и то-то – возьмите, пожалуйста, в действующую армию. Могу пригодиться... Через две недели получила повестку. - Что вам мама сказала на это? - Отговаривать не стала. «Мама, - говорю, - ты только не плачь». Она сказала: «Я не буду». Может, потом и плакала, я не знаю. Это было в сентябре 1941-го... Сохранилось последнее письмо, которое я получила от мамы на фронте. Она просила меня, чтобы я всегда оставалась верной дочерью – верной, прежде всего, марксистско-ленинской партии... Вскоре мама погибла. Пошла на рынок и попала там под бомбежку...
От редакции Здесь мы вынуждены были сократить материал (надеемся, что еще сможем к нему вернуться) и «перенестись» в наши дни.
Чтобы не было больше войны - Чем сейчас занимаетесь, Мальвина Яковлевна? - Когда меня спрашивают: какие новости, я отвечаю: знаете, я не помолодела... Это самая свежая новость. А если серьезно... Звонили девчонки из Дворца пионеров – помнят, любят – я же им пол мирной жизни своей отдала... Так вот большинство из них сейчас, словно под гребенку какую-то очень жесткую, выбраковывают и увольняют. А педагоги-то славные – я же их знаю. Все с огромным положительным опытом работы с детьми. Умеют увлечь, завести... - Может быть, дело в том, что ребята сегодня совсем другие и педагогам восьмидесятых и даже девяностых годов с ними явно не совладать? - Да в чем же они другие? В том, что компьютер имеют, и готовы часами торчать в Интернете? Скачивать игры, где постоянно стреляют и пока всех не убьют, не успокоятся?.. Мы даже немцев всех убивать не стали, хотя руки чесались... Подержали самых отпетых в плену, да и домой отпустили – вон какую Германию они там отгрохали... Я это к тому, что в любые времена у детей нужно, прежде всего, развивать историческую память, на созидательных примерах учить добру, непременно делать инъекции милосердия и много чего другого. А то приходят ко мне ребята в красивой форме, голубых беретах и с гордостью называют себя юными миротворцами. Хорошо, говорю, а вы знаете, кто такие настоящие миротворцы? Чем они занимаются? В ответ - тишина! Они не знали даже, почему их береты голубого цвета, а не оранжевого, к примеру. Чья промашка? Да того, кто занимается с ними, это же ясно. Но разве можно в работе с детьми допускать такой формализм? Кого растим – ау! Формализма не должно быть в работе с детьми. Иначе все бесполезно. - Но что-то радостное у вас за последние годы было? - Самое радостное событие – конечно же, поездка в Запорожье. Этот город наша дивизия освобождала в 43-м году. Ездила с дочерью Машей – без нее я теперь никуда… Весьма волнительную для меня поездку специально организовал «Дом детских общественных организаций Москвы». Я давно хотела поехать на Днепр – поклониться павшим товарищам-однополчанам. На Украине вообще, а в Запорожье так особенно много памятников героям Великой Отечественной войны – «Переправа» «Скорбящая мать» и многие другие. Но самый дорогой для меня – это памятник в честь родной 203 дивизии. Есть и такой, оказывается. Вокруг того места, где его поставили, многоэтажные жилые дома - теперь это спальный район Запорожья. Но когда-то ведь именно здесь начинались окопы фашистов. Немцы яростно защищались, когда мы наступали, много наших ребят полегло… - Кто и на что поставил памятник вашей дивизии – неужели скинулись ветераны? - Да куда ветеранам-то, с нашими пенсиями… Те немногие, кто еще на этом свете остался, в основном лежачие да ползучие. Деньги на памятник нашей дивизии собрали простые люди, жители города. Видимо, не хотят забывать тех, кто завоевал для них жизнь. К тому же в Запорожской городской администрации работают умные и дальновидные люди, они поддержали своих земляков, и получилось весьма достойное сооружение. - Чтобы дети не забывали, и дети детей… - Да, они так рассуждают и память о войне хранят свято. Я специально приехала в Запорожье, чтобы найти этот памятник и поклониться. Нас встретили там, как родных. Свозили даже на место, откуда мы когда-то форсировали Днепр. Знаете, какие нахлынули воспоминания… - А как вам живется сегодня, Мальвина Яковлевна? - Теперь я, к сожалению, не выездная. Слезятся глаза - это страшно, потому что единственное, чем я могу себя занять, это чтение... 13 лет назад на нашу семью обрушилось страшное несчастья: погибла младшая дочь Светлана - во дворе ее сбила машина. А в 2006-м году не стало и ее дочери и моей старшей внучки Катеньки… И снова – трагическая смерть. Машенька со мной, слава Богу! Говорю «Слава Богу», хотя я неверующая... Потому что после таких утрат... В последние годы то один перелом у меня, то другой... Но я никогда, даже после ранения не падала духом. Заряжалась всякими лекарствами, и к молодежи поближе – с ребятами про хвори забываешь. - Но ребята из детских общественных организаций, насколько нам известно, вас не забывают? - Перед Днем Победы – поток посетителей из разных организаций и школ. В основном, конечно, приходят дети. Мы с дочерью Машей всем рады. И чаем напоим, и поговорим по душам. Но как праздник прошел, посещения становятся редкими. Я понимаю – у всех свои дела. У самой внуки и правнуки - тоже вечно заняты. - Время такое: расслабишься - ни знаний не получишь толковых, ни денег не заработаешь... - Вот поэтому я и жалею современных деток. Хочется, чтобы все у них получилось не как у нас. - Главное – чтобы не было войны? Помните, как говорили в советские времена... - Правильно говорили. Это, действительно, самое главное. Во все времена.
