Экология души
Раздел ведет Михаил Сердюков
 Мы продолжаем начатую в прошлом номере тему, заглавие к которой определил Михаил Сердюков: экология души. Сегодня продолжение беседы Михаила с иконописцем Зиноном.
Архимандрит Зинон - один из самых авторитетных мастеров современной русской канонической иконописи, строго придерживается древних византийских традиций. В 1995 году за вклад в церковное искусство первым из церковных деятелей был удостоен Государственной премии России.
Всю жизнь ищу себе друга
 - Трудно было решиться на монашество? Какие аргументы оказались самыми весомыми?
- По складу характера я, наверное, максималист. Ещё в училище понял, что советским художником быть не хочу. Счастливые лица рабочих, колхозников, романтика строек – вся эта, казалось бы, ожидающая моего вдохновения так называемая действительность мне претила. У Достоевского, кажется, есть определение дьявола: «он пошл». Точно подмечено. Пошлость в Советском Союзе разливалась повсюду. Ржавчиной вгрызалась в души людей, уберечься смогли единицы.
А юг Украины в этом смысле особый кошмар!.. Если в Москве и Петербурге сохранялись хоть какие-то остатки подлинной русской культуры, то в нашем краю ничего подобного и не было никогда. Откуда? Ведь всерьёз осваивать эти земли русские начали только при Екатерине Великой, в конце XVIII века. В основном здесь обитали турки, цыгане, евреи, молдаване... «Котел народов» сплошной. Даже разговорный язык на моей «малой родине» специфический. Вроде бы русский, но не всякий приезжий, скажем, москвич в нём разберётся и сразу поймёт. Малороссия – одно слово.
- Но в Одесском художественном училище вам, видимо, и без слов всё было понятно?
- Да, именно там я, наконец, осознал, что жить без живописи уже не смогу. Однако убежать от пошлости можно было разве что в монастырь. Захотелось оставить училище, бросить всё и поскорее уйти. Но в то время до прохождения военной службы в монастыри не принимали. Пришлось доучиваться, а затем служить в армии.
- Где отдавали «священный долг»?
- Там же, в Одессе. Художники в армии всегда нарасхват! Кого мне только не довелось изображать: бравые воины, грозная техника, портреты военачальников. Но даже тогда, тайком, я умудрялся писать иконы.
- А если бы замполит застукал – дисбат?
- Возможно. Но я не попался ни разу.
- Так вы свою первую икону в армии написали?
- Несколько раньше. Но я не думаю, что это можно было назвать иконой. Ведь начинал всё абсолютно впотьмах! Посоветоваться не с кем, сама техника писания неизвестна. В одесских музеях икон почти не было – две-три, да и то третьестепенного качества. Доставал какие-то редкие книги, зачастую только они и служили «путеводной звездой». Наверное, поэтому процесс обучения затянулся надолго.
- Интересно, как отреагировали ваши родители, друзья, педагоги на желание уйти в монастырь?
- Отец был страшно недоволен. Но примерно за год до смерти он, очевидно, смирился с моим выбором. Жил бы и до сих пор, да нелепая случайность оборвала его жизнь. Забрался на вишню, стал срывать ягоды, ветка подломилась, он и сорвался. Ушиб сильно печень, но сразу к врачу не обратился, а потом оказалось, что поздно. Так в 68 лет и ушёл…
После того, как я поступил в монастырь, в художественном училище, которое я закончил, директор собрал всех студентов - это был, наверное, 76 или 77 годы - и меня стали клеймить позором. Вот, дескать, учили его уму-разуму, душу вкладывали, средства государственные, а он, такой-сякой, неблагодарный, взял, да в монахи подался. Директор думал, что все осудят «нерадивого выпускника» и от меня отвернутся навеки. Но вышло как раз наоборот: многие учащиеся одобрили мой поступок, заинтересовались религией, стали в церковь ходить. Потом уже, лет через пятнадцать тот самый директор вдруг пригласил меня в «альма-матер» – выступить, повстречаться с молодыми художниками, преподавателями. Диаметрально поменялись ориентиры, бывает. Ну, я поехал, конечно. Принимали тепло и душевно.
 - Примерно в те времена настоятелем Псково-Печерского монастыря был известный ревнитель древнерусской иконописи архимандрит Алипий (Воронов). Вы застали его?
- С отцом Алипием я познакомился, когда впервые приехал в Псково-Печерский монастырь ещё в 1973 году, как раз перед службой в армии. У меня даже паспорт уже забрали, но я поехал посмотреть на монастырскую жизнь и, если получится, договориться о своём будущем. Коротко мы тогда повидались с настоятелем монастыря. Я был поражен его сердечностью и вниманием, и сразу отметил про себя, что в миру таких людей встречать мне не доводилось. Отец Алипий общался со мной на равных, обрадовался, что я занимаюсь иконописью, пообещал взять к себе, как только я освобожусь от военной повинности, и помочь в дальнейшем освоении этого дела. Можно сказать, что он меня тогда окрылил... К сожалению, пока я служил, на Сырной седмице 1975 года отец Алипий скончался. Поэтому поступал в монастырь я уже без него. Архимандрит Алипий сам был великолепным иконописцем, в обители немало его росписей и икон. Память по себе оставил непреходящую.
- В миру у вас было много друзей?
- Всю жизнь искал себе друга, да так и не нашел.
- Что вы вкладываете в понятие «дружба»?
- Понятие «друг» для меня настолько высокое... Идеалом здесь, мне кажется, может служить дружба Давида и Ионафана, в «Книге Царств» об этом всё сказано. Перечитайте внимательнее, и вы поймете, что такое настоящая дружба: «...душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу» (1 Цар. 18.1). Настоящая дружба, это когда двое – как одно существо, как одна душа... Что хочется одному, того же желает и другой. Чего не хочется одному, без того и другой обойдется. Так, кстати, дружбу понимали и древние греки. Друзей может быть много, а настоящий друг только один. Я всю жизнь искал себе настоящего друга, того самого, единственного. Теперь уже не ищу, думаю, поздно. Нельзя же волевым решением определить, что вот такой-то человек будет моим самым большим другом. Жизнь должна предложить.
- Почему же не предлагает – вы не задумывались над этим?
- Понимаете, с миром я и до поступления в монастырь особо не был связан. Современность меня совершенно не интересовала. Даже техника не привлекала меня, как других моих сверстников. Наверное, по этой причине я не имел настоящих друзей. Мне все время казалось, что я опоздал родиться... В школе читал книги, которые никто до меня в руки не брал. На полках в библиотеке они пылились годами и были подчас с неразрезанными страницами: исторические романы, биографии и мемуары художников, музыкантов, поэтов. Сверстники интересовались приключениями каких-нибудь пиратов или индейцев...
Когда я поступил в училище, то занимался только искусством. И опять же далеко не все разделяли столь суровую мою установку. Некоторые любили «хорошо провести время» - застолье с выпивкой, танцы с девчонками, прочие развлечения. Потому жить в общежитии я отказался наотрез – там невозможно сосредоточиться и заниматься серьезным делом. Снимал квартиру. В общем, друзей себе так и не завел...
- А в монастыре трудно найти себе друга?
- У священника Павла Флоренского есть магистерская диссертация – «Столп и утверждение Истины», которую он потом издал отдельной книгой. По форме это 12 писем - философская переписка с другом по келье. «Мой светлый! Мой ясный!» - такими словами начинается каждое письмо. Так вот в 11 письме, которое называется «Дружба», Флоренский цитирует Марка Валерия Марциала, римского поэта I века в переводе Аполлона Майкова. Мне врезалось в память четверостишие:
Если ты хочешь прожить
безмятежно, безбурно,
Горечи жизни не зная,
до старости поздней, -
Друга себе не ищи и ничьим
не зови себя другом:
Меньше ты радостей вкусишь,
меньше и горя!
Ключевое слово тут «если». Дружба – это жертва, прежде всего. Мне кажется, что сегодня люди почти не понимают, зачем вообще им нужно это. Гедонизм (от греческого слова hedone - наслаждение) стал всеобщей установкой современного общества. А с другом-то придется немало помучиться, затратить определенное количество душевных сил, чтобы получилось по Флоренскому – «созерцание Себя через Друга в Боге». Далеко не у всех хватает на это терпения.
Беседы с иконописцем
- В своей книге «Беседы иконописца» вы утверждаете, что в чистом виде у нас никакого добра быть не может. Вы могли бы подтвердить это высказывание примерами из жизни?
- У людей – конечно, не может, потому что каждый из нас поражен грехом. Примеров тому в жизни предостаточно. Возьмем хотя бы тщеславие, которое липнет к человеку, как банный лист – грех, хотя и меньший, чем гордость, однако...
Преподобный Иоанн Лествичник, великий подвижник и автор замечательного духовного творения, называемого «Лествицей», был аскетом, жил в V веке. Он писал: «Тщеславие высказывается при каждой добродетели. Когда, например, храню пост - тщеславлюсь, и когда, скрывая пост от других, разрешаю на пищу, опять тщеславлюсь - благоразумием. Одевшись в светлую одежду, побеждаюсь любочестием и, переодевшись в худую, тщеславлюсь. Говорить ли стану - попадаю во власть тщеславия. Молчать ли захочу, опять предаюсь ему. Куда ни поверни это терние, оно всё станет спицами кверху. Тщеславный... на взгляд чтит Бога, а на деле более старается угодить людям, чем Богу...» Ну, и так далее.
Автор этих строк стал игуменом, когда ему было под восемьдесят лет, «Лествица» – книга всей его жизни. Это бесценный опыт не только церковной, но и самой обыденной человеческой жизни. Он, в частности, подтверждает: в любую добродетель, которую человек пытается совершать, через какие-то помыслы, внушения, приходящие извне, непременно проникает нечто не очень хорошее. Понаблюдайте за собой, и вы сами убедитесь в этом.
- Вы хотите сказать, что на каждую бочку меда всегда найдется своя ложка дегтя? Чем же вы объясняете это?
- Само по себе Крещение еще не освобождает нас от возможности согрешить. Человек, желая жить благочестиво, со всей ревностью и жаром приступает к исполнению заповедей Евангелия и что видит? Увы, подчас ничего, кроме своих немощей и бессилия. Вот тогда каждый из нас по-настоящему начинает надеяться на Христа, взывать к нему о помощи.
- И помощь придет непременно?
- Важно правильно понимать: без Христа, без Божией благодати человек ничего не может. Только к Богу должен обращаться тот, кто в чем-то нуждается. Надеяться исключительно на собственные силы нельзя – тогда в душе не остается места Богу. А сами по себе мы все-таки слабы: как бы ни старались, ничего доброго сделать не сможем. Без Господа мы ничто.
- Что же делать тем, кто к Богу пока не пришел?
- Бог никогда не навязывает человеку Свою благодать, но Он ждет от нас сердечного отклика. Ранее полученные навыки преодолеваются и изживаются тяжким трудом. Духовная жизнь происходит на таких глубинах, которые недоступных внешнему взору, и только Богу они видны. Свою любовь к человеку Господь явил самым совершенным образом - Сам Себя предал на смерть ради спасения человека и ждет от него только ответной любви. |
