Природа сибири Начни с дома своего
   Главная       Газета      Тематические страницы      Движение      Фотографии      Карта сайта   


- Свежий номер газеты "Природа Алтая"
- Интерактивный режим
- Зелёная Сибирь


Газета «Природа Алтая» №10 (октябрь) 2015 год


А вы знаете, что....
При улыбке у человека "работают" 17 мускулов



     на главную страницу Карта сайта Запомнить сайт

добавить на Яндекс

Наши друзья:

АКДЭЦ
Алтайский краевой
детский экоцентр






Союз журналистов Алтайского края

Степной маяк

Праздник «Цветение маральника»

Новости Кулунды

Общественная палата Алтайского края


Главное управление природных ресурсов и экологии Алтайского края



6+

 

Яндекс.Метрика

Очень просим, при использовании наших материалов (включая фото), ссылатся на наш сайт. Спасибо за внимание к нашему ресурсу!

№10 (238) 2015 год / 34-35 страница



Литературная гостиная.
Владимир Токмаков

8 октября в барнаульской арт-галерее «Шляпа» состоялась презентация новой книги алтайского писателя, поэта и журналиста краевого информационного телеканала «Катунь 24» Владимира Токмакова. В сборник «Избранное» вошло несколько его произведений – «Детдом для престарелых убийц», «Самогон. Дневник провинциала», «Боязнь темноты. Письма сумасшедшего» и «Авангардисты. Подлинная история литобъединения ЭРА». Сегодня Владимир – гость нашей «Литературной гостиной».

О поэзии и прозе, о времени и «лихих 90-х»
Владимир Токмаков «Другая» литература
– Писать я стал достаточно поздно, – вспоминает Владимир Токмаков. – В школе, наверное, как и все, баловался поэзией, писал поэтические частушки об учителях, и они имели определённый успех, но никогда не думал, что буду заниматься литературой профессионально, хотя достаточно много читал. А учился я в обычной хорошей советской школе, которую окончил в 1985 году. В те годы книги вообще были в огромном дефиците. Их не покупали, как сейчас, а «доставали» – по блату, через знакомых. У моих родителей такой возможности не было. Семья была самой обычной, отец работал на Трансмаше, а мама – на ХБК.
А ещё интересные книги можно было «добыть» в библиотеке. Владимир рассказывает, что, как и все мальчишки, он любил приключения и детективы. Зачитывался романами Фенимора Купера, Жюля Верна, Александра Дюма, Александра Беляева. Правда, прежде чем получить книгу, предстояло выстоять большую очередь, но дело того стоило. Была и альтернатива – читальный зал. Главным литературным открытием тех лет он считает роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
Такие книги в школьную программу не входили. Узнать о них можно было только случайно, обычно из критических газетных рецензий или по чьему-то совету. Владимир был буквально потрясён прочитанным. Оказывается, о любви и ненависти, о добре и зле, о жизни и смерти, о вере, предательстве, смысле жизни можно было писать не так, как писали советские классики! Так возник интерес к «другой» литературе, в том числе к поэзии Серебряного века.
– Никто моим литературным вкусом не руководил и моим литературным воспитанием не занимался, – вспоминает Владимир. – Литературного кружка в нашей школе тоже не было, пришлось пройти этот путь самостоятельно. Кстати, поэзией стал интересоваться благодаря школе.
Как ни странно, помогли мне самые обычные уроки литературы. Они мне давали направление для поисков той, «другой» поэзии, о которой я узнал позднее. Происходило это примерно так. На уроке мы «проходили» творчество Сергея Есенина. В учебник, конечно же, были включены его стихи о любви к природе родного края. Мне стало интересно – а что ещё написал этот поэт? И я прочитал его «Чёрного человека», «Москву кабацкую», познакомился с его замечательной любовной лирикой. Так я для себя выяснил, что творчество Сергея Есенина, оказывается, гораздо богаче, глубже и шире, нежели это представлено в школьной программе. Позднее я аналогичным путём познакомился с творчеством Владимира Маяковского.
А уже потом, отталкиваясь от этих имён, узнал, что такое Серебряный век русской поэзии. Узнал и имена поэтов, о которых в те годы не говорили на школьных уроках литературы, таких как Николай Гумилёв, Анна Ахматова, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Андрей Белый, Игорь Северянин.
Их книги в большинстве не издавали, а некоторые имена даже были под запретом. Тем не менее отдельные поэтические произведения этих авторов попадались в вузовских учебниках или антологиях.
Так Владимир открыл для себя мир несоветской, «другой» литературы. И при этом не потерял интереса и уважения к советской – с удоволь¬ствием продолжал читать Леонида Мартынова, Владислава Смелякова, раннего Николая Тихонова.
– Знакомство с «другой» литературой помогло мне расширить свой горизонт, по-другому посмотреть на литературу, – признаётся Владимир. – По-новому оценить возможности, которые открываются поэту, – не просто писать в столбик зарифмованные пропагандистские строчки, а создавать свой, индивидуальный, неподконтрольный никакой цензуре мир. Поэты «другой» литературы обращались к человеческой душе, поискам Бога и самого себя в этом мире. Даже любовная лирика здесь была иной – более глубокая, смелая, предметная. Моими настоящими учителями были книги, потому что рядом не оказалось людей, которые всерьёз интересовались бы литературой.
После окончания школы Владимир попытался поступить на филологический факультет АлтГУ, но неудачно. Вспоминает, что в том году конкурс был просто огромный, а он к тому же не добрал баллов и оказался… Конечно же, в армии.

Люблю природу!
Владимиру Токмакову посчастливилось служить в погранвойсках на острове Кунашир – самом южном острове Большой гряды Курильских островов. Он был потрясён красотой и первозданностью этих мест.
– Меня там потрясла замечательная природа, так не похожая на нашу, сибирскую, – вспоминает он. – Там одновременно растут сосны и ели, а по соседству с ними – лианы и бамбук. Для меня всё это было настоящей экзотикой. Не говоря уже о Тихом океане. Это бескрайняя огромная масса воды, поражающая своей величественной красотой. Я с восторгом смотрел на шторм, это зрелище завораживало.
Природа острова не была затронута деятельностью человека – кроме военных городков здесь ничего не было. Это острова, на которых курятся вулканы и бьют гейзеры. Кстати, мне посчастливилось побывать в знаменитой Долине Гейзеров. Это удивительное место – идёшь по нему, и вдруг поблизости «оживают» гейзеры. Приходится спешно убегать. А вот речки и ручьи в тех местах немного похожи на наши горные.
Вспоминаю, как мы бегали на зарядку на берег океана. Там бьют горячие ключи и вода скапливается в естественных ваннах, обложенных камнями. Мы купались в этих ваннах. Старшие командиры говорили, что нам повезло служить в таких экзотических местах, которые мы при ином стечении обстоятельств, быть может, и не увидели бы.
Обидно мне, что я об этом пока не написал – ни в прозе, ни в стихах. Я всё жду, когда это во мне как-то словом отстоится, потому что писать какие-то армейские рассказы, передавать солдатский быт мне не очень интересно, а как-то «вписать» своих героев с природу Курил очень хочется. Пока не знаю, как это сделать. Я по менталитету городской житель, хотя и очень сильно люблю природу. Но вот только воспринимаю как-то отстранённо – как будто вижу её с экрана телевизора. И даже когда выезжаю на природу, не могу преодолеть эту отстранённость.

Непростые годы
Вернувшись из армии, Владимир поступил на факультет филологии и журналистики АлтГУ. Говорит, что уже тогда точно знал – его жизнь будет связана с писательским трудом, хотя с жанром ещё не определился: стихи или проза, журналистика или публицистика?
– В университет поступал через рабфак, где познакомился с очень интересными людьми, отслужившими в армии или вернувшимися из Афганистана, – вспоминает Владимир Токмаков. – Мы создали своё литературное объединение и назвали его «ЭРА» – эпицентр российского авангарда, ни больше ни меньше!
Тогда такие объединения создавались по всей стране – после десятилетий цензуры и запретов. Возникали самиздатовские издания. В университетские годы сотрудничал с различными изданиями, например регулярно печатался в «Молодёжи Алтая». Сейчас эта газета, к сожалению, прекратила своё существование. Так вот, мы выпускали литературное приложение к этой газете.
Надо сказать, что в те годы начинающему поэту издать свою книжку было практически невозможно. Все издательства были государственными, и требования, предъявляемые к писателям и поэтам, желающим выпустить свою книгу, были очень строгими. С одной стороны, это была очень высокая планка профессионализма, с другой стороны – слишком много формальных требований.
Если автор не вписывался в шаблон советского писателя, своей книжки ему было не видать. В советские годы писатели до сорока лет ходили в молодых, и часто первую книжку, допустим поэтический сборник, поэт мог издать только после сорока, тогда как поэты, например, Серебряного века заявляли о себе в совсем юном возрасте.
Сложно было в журналах опубликоваться, если ты не был членом Союза писателей России. С одной стороны, это своеобразный знак качества для писателя, а с другой – отсекался огромный пласт литературы, которая не вписывалась в официально принятую.
Владимир Токмаков уверен: пока автор не увидит своих произведений опубликованными, он не заметит их недостатков и допущенных ошибок.
Поэтому участники «ЭРА» решили сами издавать альманахи и поэтические сборники. Компьютеров тогда не было, приходилось размножать тексты на печатной машинке, взятой напрокат. Книжки сшивали вручную сами авторы. Раз в месяц газета «Молодёжь Алтая» выпускала литературное приложение «Ликбез».
– Конец 1980-х – начало 90-х стало пиком развития для журналистики и литературы. Издавалось огромное количество книг, которые ранее находились под запретом, – вспоминает Владимир Токмаков. – Я тратил на книги всю свою стипендию, гонорары, деньги с подработок. И не только я один. Мы боялись, что вот завтра гласность отменят и эти книги исчезнут. Поэтому скупали все новинки, всё, что появлялось, – чтобы было что потом читать. Нынешним молодым людям это сложно понять. А тогда даже достать печатную машинку было проблемой – мы жили в эпоху тотального дефицита. Купить её было просто невозможно. И я взял напрокат. Половина букв заедала, но это было лучше, чем ничего.
Потом появились ксероксы, но и до них добраться было непросто. Стояли они, как правило, в комсомольских и партийных организациях, были зарегистрированы в КГБ. Но друзья-комсомольцы нас выручали и помогали размножать наши сборники и альманахи.
А ещё мы делали стенгазеты – склеивали несколько листов ватмана, на них писали свои произведения и вывешивали в университете. Газета кочевала из корпуса в корпус, собирая вокруг себя множество студентов.
Это была другая литература, которую они не могли прочитать ни в одних учебниках, газетах и журналах. Она ещё не была профессиональной, но это была литература их сверстников, студентов, которые жили рядом и писали о тех проблемах, которые были близки молодёжи. Или наоборот, писали какие-то невероятные, фантастические и поэтические тексты, которые было просто любопытно почитать.
Но потом, в 90-е, все пошло на спад, экономические проблемы заставили людей искать возможность зарабатывать на жизнь, выживать, а не заниматься литературой.
Владимир Токмаков считает, что 90-е годы нанесли серьёзный удар по культуре и искусству. Писатели, художники, музыканты оказались не востребованы обществом. Многие бросили творчество и ушли в коммерческое искусство, кто-то сломался и стал алкоголиком, кто-то покончил с собой. Это был страшный мировоззренческий кризис нескольких поколений – люди элементарно не понимали, как и для чего жить дальше.
– Для тех, кто в зрелом возрасте жил в 90-е годы, это был колоссальный опыт, – говорит он. – Для писателей и журналистов это было любопытно и интересно. Для обычных жителей страны это был, конечно, кромешный ад. А для людей, которые профессионально занимаются исследованием человеческой души и общества, это была возможность изучения, познания мира и людей, которые попадают в экстремальные ситуации – бытовые, социальные, жизненные. Всё это наблюдать было интересно. Было о чём писать. Особенно после застойных лет, когда никаких событий не происходило.
Девяностые годы прошлого века для меня как для журналиста и для писателя были очень интересны и полезны, хотя приходилось очень трудно.

Первые книги
Первую книжку стихов – а скорее тетрадку – Владимир Токмаков выпустил ещё в 1993 году. Это была «настоящая», не самиздатовская книжка. Вышла она в качестве литературного приложения к газете АлтГу «За науку!». Приходилось вручную ножницами разрезать страницы и сшивать «тетрадки», но это уже была книжка, изготовленная типографским способом, а не напечатанная на машинке.
Вторая книга – уже совсем «настоящая» – вышла в 1995 году и носила весьма необычное по своей длине название: «Аромат девушки за каменной стеной». Владимир Токмаков рассказывает, что за пристрастие к таким названиям он нередко подвергался критике. Однако вопреки мнению корсервативных критиков, давал своим произведениям – сначала поэтическим, а потом и прозаическим – очень необычные названия: «Гадание на верёвке повешенного», «Сбор трюфелей накануне конца света», «Детдом для престарелых убийц», «Настоящее длится девять секунд».
– Тогда я работал в «Вечернем Барнауле», время от времени публиковал свои стихи, – вспоминает он. – В те годы в познакомился с Валерием Тихоновым. Это замечательный подвижник, человек невероятной энергии и любви к литературе, особенно поэзии. Он основал альманах «Август», где стал издавать местных авторов. И это – в условиях кризиса 90-х годов! Как-то раз он пришёл ко мне и спросил, есть ли у меня достаточное количество стихов для поэтического сборника. У меня стихов было много – я писал в стол. В лучшем случае они появлялись на литературных страничках газет. Например, в «Вечернем Барнауле» выходила литературная страничка «Вечернее чтение». К нам в редакцию стали «слетаться» местные авторы. Это позволило всем перезнакомиться и организовывать совместные мероприятия – литературные вечера, литературные проекты.

От стихов – к прозе
Владимир Токмаков признаётся, что сейчас по большей части отошёл от поэзии. Почему? Да как-то так сложилось.
– Быть может, прав Александр Пушкин, говоря: «Лета к суровой прозе клонят», – шутит он. – Замечательные стихи можно писать и в 17, и в 18 лет, многие лучшие строки классиков написаны именно в этом возрасте. Многие поэты-классики реализовались до 20 лет, заявили о себе и стали известны. В прозе иначе – ты медленно накапливаешь какие-то знания и наблюдения. Здесь многое напрямую зависит от возраста и жизненного опыта, потому что в прозе ты должен писать что-то такое, чего люди, может быть, не знают, открывать им глаза на какие-то события.
В прозе опыт – это первостепенно. И талант прозаика оттачивается с годами. Стихи можно создавать, когда идёшь по улице, едешь в автобусе. Пришёл домой – записал. Такова природа поэтического творчества. Проза пишется медленно, нужно годами работать над текстом, переделывать его. Стихи – это сиюминутный выплеск эмоций. А в прозе есть больший простор, возможность развернуть сюжет. Почему-то в последнее время мне захотелось именно этого – большего простора и большей возможности для самовыражения. Накопились какие-то жизненные сюжеты, которые в поэтические рамки уже не вписываются. Так я стал писать прозу.
Владимир Токмаков считает своей наиболее успешной книгой «Детдом для престарелых убийц». Это произведение публиковалось в Москве и Санкт-Петербурге.
– Это, по сути, дневник поэта, – поясняет он. – Сначала я писал, копил в своих записных книжках какие-то прозаические наблюдения, афоризмы, сценки. А потом решил, что это всё выстраивается в сюжет жизни поэта, тележурналиста в 90-е годы в провинции. Подумал, что многим это будет интересно. И не ошибся.
Потом я захотел написать книгу о Барнауле – неформальный путеводитель по городу, где были бы собраны городские легенды, мифы, слухи, байки, которые барнаульцы передавали из уст в уста. В этом плане Москве и Питеру повезло гораздо больше. И мои друзья из этих городов сильно сомневались, что у меня это получится – в Барнауле нет ни одной интересной легенды, ни одного мифа, кроме Голубой дамы, о которой уже много написано.
Но я-то знал, что в нашем краевом центре есть огромное количество историй, баек, мифов, слухов, городских легенд, анекдотов, которые не были записаны и не получили широкого резонанса. И сказал: «Я напишу путеводитель по Барнаулу, которого вы не знаете».
Свою книгу Владимир назвал так же причудливо, как и предыдущие, – «Сбор трюфелей накануне конца света». На её издание был объявлен сбор средств в Интернете. Книга имела большой успех – весь тираж разошёлся за какие-то полгода.

Планы
Сейчас Владимир Токмаков работает над новой книгой, отрывки из которой публикуются в журнале «Барнаул литературный» и альманахе «Ликбез». У этой книги уже есть название – «Люди из цветочного горшка».
– Это, с одной стороны, социальная фантастика, потому что главный герой будет искать таинственную страну вроде Беловодья или Шамбалы, которая находится в некоей горной республике. Называется эта страна Бурхания. Это всё будет густо замешано на легендах и мифах Горного Алтая. Главный герой пытается найти не только эту страну, но и самого себя. Он сильно запутался в современном мире, что в наше время немудрено. Он всегда сомневается – ту ли позицию он занимает, тем ли вообще в жизни занимается?
Герой узнаёт, что существует запретная книга «Бурхана», где скрыты все тайны мира. Люди, которые держали в руках эту книгу, обретают сверхспособности.
И в то же время действие происходит в обществе, которое напоминает наше. Главный герой бежит из этого общества, пытается найти загадочную страну.
Владимир Токмаков признаётся, что эта книга для него очень важна, ведь он пытается таким образом с помощью литературы познать себя и окружающий мир. Он надеется, что его новая книга будет интересна тем людям, которые так же, как и он, стараются что-то понять в этом мире.

Елена ПАНФИЛО.
Фото автора


Из стихотворного блокнота

Сверчок
...Усталые и запылённые,
мы шли по степи целый день,
так и не встретив на пути
человеческого жилья.
Наконец, решили расположиться
на ночлег под открытым небом,
благо, что погода вот уже месяц
стояла хорошая.
Постепенно все заснули,
а я сидел у костра, под этими
низкими, огромными звёздами, -
такими низкими и такими огромными,
что можно было прикуривать о них
сигареты, -
всё сидел и думал
о мужестве маленького степного
сверчка, который каждую ночь
совершенно один, затерянный
в этой бескрайней степи,
уверенно играет свою спокойную,
вечную и мудрую музыку,
хотя наверняка знает,
что здесь на многие километры вокруг
нет никого, кто бы её услышал
и по достоинству оценил.
Но это его родина.

На Оби
Прячет речка озябшие воды
в рукава свои. Здесь тишина
заросла толстым слоем природы,
и деревья – древесные оды -
заучила на память весна.

Я иду по забытой тропинке
царства вымерших добрых зверей.
А у солнца – период линьки,
и валяются половинки
отвалившихся старых лучей.

Я пришёл в этот лес раствориться,
слиться с ним, позабыть, кто я есть,
чистой влаги забвенья напиться, -
чтобы в небе увидеть лица -
и услышать благую весть!

Тот, кто хочет быть найденным, должен
потеряться как можно скорей.
Пусть мне в этом природа поможет, -
отыщи меня, истинный Боже! -
я хочу быть находкой твоей.

* * *
За булочной, у городского парка,
кормила женщина бездомную собаку:
созвездие сосцов под исхудавшим брюхом,
ест с жадностью, но ловит чутким ухом
все звуки – обнажённость нервов самки...
А рядом с женщиною сын её в панамке...
Спешили хмурые прохожие куда-то,
спешили на дебаты кандидаты,
спешили девочки и мальчики в кабак,
спешил поужинать в столовке холостяк,
спешили в иномарках толстосумы,
спешил учёный, погруженный в свои думы...
Остановитесь! Ибо в спешке не понять
великое: мать кормит хлебом мать.

* * *
На Достоевском сидит стрекоза.
Книга закрыта – устали глаза.
Я на траве полежу полчаса -
И на меня сядет вдруг стрекоза...

* * *
В. Слободчикову
Мне сегодня нужно к реке,
чтобы видеть бегущую воду:
плещут волны, строка к строке,
пишет речка бессмертную оду.
Обо всём будет сказано в ней,
всё река отразит в своих строчках,
на наречии древних теней,
оживающих звёздною ночью.
Я гляжу на течение вод,
на несуетность вечной природы,
как спокойно она живёт,
и как бешено мчатся годы...

* * *
Раздавленный пёс
На шоссейной дороге,
Раскатанный машинами в лепёшку.
Поднимите его.
Выше.
Ещё выше.
Вот твоё знамя,
Цивилизация.

* * *
Будет ливень, всё замерло чутко.
В тишине, в паутине, в лесу
вдруг запутался... Ангел. Минутку!
Глупый Ангел, тебя я спасу!

Странно только, когда в паутине
я запутаюсь – ангелы спят.
Может быть, о библейскую глину
страшно им замарать свой наряд?

Будет ливень, набухшие тучи,
как бельё, выжмут сверху на нас.
Ангел, ты, как и я, невезучий, -
мы промокнем до нитки сейчас!

Я – до нитки, а ты – до бессмертья.
Эти капли земного дождя
отнеси в рай для лучших и верных, –
отряхни на них с крыльев, шутя.

Отнеси им земное посланье.
Даже те, что столетья в раю,
чьи сбылись все мечты и желанья, –
помнят грешную землю свою...

* * *
теряю друзей ключи зонтики
зубы волосы книги деньги
пришёл на берег реки
гляжу на закат -
какая находка

* * *
Задумайтесь:
берёзы -
седые волосы Земли.
А больше всего берёз
растёт в России…

* * *
открыл грецкий орех
жую содержимое
становлюсь деревом
просто деревом
мудрым деревом
дубиной стоеросовой


Общая информация


История

В 80-х книги не покупали, как сейчас, а «доставали» – по блату, через знакомых 
Культура

Главным литературным открытием для себя Владимир считает роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»
     

Интересно

Как ни странно, интерес к поэзии вызвали самые обычные уроки литературы в школе 
География

Кунашир – самый южный остров Большой гряды Курильских островов
     

Заметки

Пока автор не увидит своих произведений опубликованными, он не заметит их недостатков и допущенных ошибок 
История

Начало 90-х годов стало пиком развития для журналистики и литературы, издавалось очень много книг, которые ранее находились под запретом
     

Культура

90-е годы нанесли непоправимый удар по культуре и искусству. Многие люди ушли из жизни, бросили творчество 
Интересно

Владимир Токмаков считает своей наиболее успешной книгой «Детдом для престарелых убийц». Это произведение публиковалось в Москве и Санкт-Петербурге


Разработка сайта 2007 г.
Алтайский край. Природа Сибири. 2007 — 2024 г.©