 Иван Скорлупин живет в Петропавловском районе. Он всю жизнь отдал суровому и нелегкому газетному делу. Поверьте, это сложно: каждый день «писать в газету» о повседневной жизни села и края (и мира), и сохранить при этом свежесть души, ясность пера, жажду творить. Ивану Федоровичу это удалось сполна. Прочтите его рассказы: для творческого человека пределов совершенства нет.
А вот что он написал нам:
«Здравствуйте! Принимайте мои работы, может, что подойдёт. У меня дома есть электронная почта. Адрес – ivanskorlupin50@mail.ru
А вот сайт нашего «Ударника» - www.altudarnik.ru С главной страницы газеты теперь можно попасть в мои альбомы через баннер Петропавловский район: фото и зарисовки Ивана Скорлупина».
С уважением – Иван Скорлупин.
Я «живу» в Моём мире, там больше 3000 моих фото. Если откроете – не выйдете. В моём блоге много чего есть».
ШЕПТАЛ МНЕ ГОРНЫЙ РУЧЕЙ…
…Так вот же она, дверь в другой мир, таинственный и загадочный! Энергию душе там можно черпать ладонями, при этом радуясь, как младенец, маленькими нежными ручонками обнимающий за шею маму и прижимающийся к её нежной щеке…
Выпавший ночью пушистый снег принарядил в чистое и морозное всё окрест, а радостно проснувшееся солнышко украсило снежинки своими блёстками.
Природа радовалась обновлению; она дарила людям новое утро, яркое и доброе – берите, сколько душа ваша просит, дарите друг другу улыбки, заряжайтесь энергией радости, верой в завтрашний день.
Озорно улыбнувшееся и хитро подмигнувшее солнце легко выманило меня на улицу. Улыбнулся и я в ответ солнышку, яркому дню и предчувствию чего-то интересного, ещё мною не распознанного.
…С каждым новым вдохом сказочного утреннего воздуха обновлялась душа моя; почти физически ощущал я прилив свежих сил, мысли потекли спокойно и ровно.
Удивительно легко чувствую себя в такие минуты; мгновения почти неземные и от того кажущиеся нереальными.
Всплыла в памяти музыка журчащего подо льдом горного ручья за Камышенкой. В том месте, где я оказался, были только белое фантастическое безмолвие родных с детства гор, следы птиц и зверьков на снегу да я. Залитые солнцем горы вдохновляли на стихи; слова всплывали из ниоткуда, складывались в строчки, и я, повинуясь, озвучивал их: «Ну что хорошего в горах, скажите? Я хочу понять! Тихо стойте, люди, не дышите, вас и горы я хочу обнять. Так хочу обнять, чтобы навеки сохранить на память красоту. А когда я опущу, уставши веки, я, Алтай, к горам твоим приду!»
Двигаться не хотелось; казалось, сделаю шаг, и всё исчезнет, а на само собой перелистнувшейся странице вместо новой картинки увижу лишь оглавление моих впечатлений. Так вот и стоял бы, сам не знаю, сколько, но тишину разбудил громкий возглас понукающего лошадь мужчины, а потом из-за поворота показалась и повозка.
Белая лошадка тащила груженные дровами сани. Воз получился большим и тяжёлым, лошадка шла нехотя, не обращая внимания на окрики возницы. А может, ей не хотелось возвращаться в село, может мечтает она побыть здесь, ничего не делая?
Проводив взглядом повозку, делаю несколько шагов к ручью, скрываемому высокими берегами. И замираю в удивлении: откуда-то доносились до меня тихие звуки не то песни, не то весёлого говора. Снова и снова прислушиваюсь и не могу понять, откуда исходит мелодия. Не из-под земли же! Любопытство подталкивает меня к ручью, я спускаюсь к нему и снова прислушиваюсь. Звуки не исчезли, а стали, наоборот, явственнее.
Разгадку нашёл я за изгибом ручья; там, где он не замёрз, оставив крохотную полынью. Бурный ручей бился об её края, вода выплёскивалась, и всё это сопровождалось красивыми звуками. О чём хотел поведать мне горный ручей, какую рассказать историю о быстротечном времени? Под такой весёлый говор воды можно и самому многое сочинить. Я вслушиваюсь и вслушиваюсь в журчание, любуюсь то и дело рождающимися пузырьками.
Долго потом снился мне тот ручей; звал, наверное, послушать новое своё сочинение о сердцу милом мне уголке.
Воспоминания привели меня к реке, туда, где пару недель назад фотографировал я несказанный полёт воздушных подлёдных пузырьков, рисующих картины одну другой краше.
Сегодня лёд под слоем снега; спрятана тайна, как в волшебной шкатулке, открыть которую дано лишь однажды. Посмотрел, полюбовался, набрался впечатлений, да и уступи место другому, пусть и он впитает в себя чудо зимнего дня.
Серебристый снег лежит на земле, на ветках тополей; его так много, что передо мной почти сплошная белая картинка, лишь тени дорисованы голубовато-нежным светом. Озорная мысль одолевает меня: я оставляю кофр с фотоаппаратом и с разбегу плечом ударяюсь о ствол ближайшего ко мне тополя Снег принимает мою игру; осыпаясь, он попадает за шиворот и щиплет колючим холодом. Едва отодвигаюсь, как новая партия окутывает меня, и ещё больше снежинок набивается за воротник, под рубашку.
Хо-ро-шо!
Здравствуй, утро, я с тобой! Давай поздороваемся! Ловлю ладонями осыпающийся снег и натираю им лицо! Давно забытое чувство выплывает из детства.
Вот мы с друзьями, собравшись таким же свежим морозным утром, ныряем лицом в сугроб, смотрим потом весело друг на друга, голыми руками очищаем глаза и снова ныряем. Горят раскрасневшиеся лица, подтаявший снег скатывается под рубашку, он холодный и озорной. Руки мёрзнут на морозе, но вместо того, чтобы засунуть их в тёплые вязаные шерстяные варежки, мы пытаемся отогревать их своим дыханием. Ничего не получается, руки покрываются гусиной кожей, а в дом возвращаться мы не спешим - не наигрались пока.
А-а, была-не была; всё равно никто меня не видит! Я выбираю, где снега побольше, и падаю, пару раз прокатившись и цепляя снег лицом. Лёжа на спине, вижу, как с веток задетого мной дерева летит на меня снежное облако, и едва успеваю прикрыть глаза, как оказываюсь укутанным им с ног до головы.
Выбираюсь и смеюсь: новоиспечённый Дед Мороз, перепутавший время своего явления народу. Без бороды и подарков, зато весёлый и счастливый!
...Досужий внутренний голос упрекнул меня, мол, шесть десятков человеку, а веду себя, как пацан. Я сделал вид, что не расслышал; тихонько прикрыл дверь в другой мир и пошёл домой.
Иван СКОРЛУПИН. Петропавловский район.
ЛУЖИЦА
Образовавшаяся в середине лета лужица к осени разрослась, и после дождя вода, как раньше, за день уже в землю не уходила. Быстро привыкшие к лужице люди переступали через неё или обходили, равнодушно спеша по своим делам.
Осень же очень хотела обратить внимание людей на эту чудную лужицу. С рядом стоявшей берёзки она сбросила в воду сначала один листок, потом второй, третий… Видевший это ветер подхватывал яркие послания и разбрасывал вокруг, а те, которые падали на воду и плавали как кораблики. А то кружились на месте, словно в водовороте, и тогда это напоминало исполняемый самой осенью танец.
Не знала осень, чем отвлечь озабоченных и хмурых прохожих, и однажды на помощь ей пришёл затосковавший было дождь. Он стал бросать в лужицу свои капли-гвоздики. Бросит горсть и смотрит радостно на поднимаемые ими крохотные фонтанчики, которые словно гуляли озорно по лужице – там и тут, тут и там...
А люди снова проходили мимо, прячась от дождя под зонтиками. Они и подумать не могли, что каждый день из окна дома напротив, из-за слегка приоткрытой занавески, на прохожих смотрела старушка - божий одуванчик. Высохшая от старости, но сохранившая блеск в глазах, она радовалась лужице, как радовалась бы нечаянной встрече со своей юностью.
Старушке очень нужна была эта лужица с золотисто-багряными листьями по краям; осеннее солнышко играло на воде, то прячась в отражениях белых облаков, то весело танцуя на мелкой ряби, и лучики попадали бабушке в глаза. Та хитро улыбалась беззубым ртом, щурилась, словно ловила солнечные зайчики.
Эта лужица стала для старушки подобием волшебного источника энергии, подпитывающей её с утра до вечера. Старушка радовалась листьям-корабликам и гвоздикам-фонтанчикам, пока ещё весёлому дождику и самой возможности видеть и чувствовать осень. Всем сердцем чувствовала она, что эта осень в природе есть и её последняя осень; много их было в жизни, и вот настал тот предел, за которым она стала физически ощущать груз лет на плечах своих.
Днями, сидя у окна, старушка впитывала в потаённые уголки души всё происходившее за окном, собираясь в мир иной унести картинки, на последней из которых будет эта самая лужица - как последнее видение…
В очередной раз утром отодвинув занавеску, старушка увидела скованную льдом лужицу, и сердце захолонуло: пришла пора собираться…
…Ничего не изменилось на улице после того, как старушки не стало. Разве что вместо воды в ямке на дне лежали льдинки – как осколки ещё одной разбитой годами и старостью жизни, да в окне дома напротив некому стало раздвинуть занавеску, а солнышко который день в растерянности не находило за ней прищуренных старушкиных глаз.
Мир обеднел ещё на одного хорошего человека.
|
